Эдгар Берроуз - Лунные люди [= Люди с Луны] [The Moon Men]

— Нет! — сказала она Ор-тису. — Я никуда не пойду. Это мой мужчина — он взял меня. Спроси его, позволит ли он мне перейти к тебе. Ты никогда не получишь меня — живую.

— Не будь так уверена в этом, — зарычал он. — Я знаю, что вы оба лжете мне, потому что наблюдал за вами и знаю: вы не живете под одной крышей. А ты!.. — он бросил на меня разъяренный взгляд. — Веди себя осторожнее, потому что глаза закона видят предателей там, где другие их не видят. — Затем он повернулся и убрался со двора. Через минуту они исчезли в облаке пыли.

Отныне наш мир и счастье были разрушены — это бывает всегда — и не осталось никакой надежды. Я не смел посмотреть на Хуану после того, что сказал; но разве она в свою очередь не сказала того же самого? Мы все беспорядочно говорили в течение нескольких минут, и затем мать и отец поднялись чтобы идти, а через мгновение и Джим с Молли ушли в дом.

Я повернулся к Хуане. Она стояла, потупив взор. На ее щеках играл прекрасный румянец. Что-то подтолкнуло меня — могучая сила, о существовании которой я и не подозревал, — и прежде, чем я понял, что со мной происходит, я заключил Хуану в объятия и принялся покрывать поцелуями ее лицо и губы.

Она пыталась освободиться, но я не позволил ей сделать это.

— Ты — моя! — воскликнул я. — Ты — моя женщина. Я сказал это, и ты сказала это. Ты — моя женщина. Боже, как я люблю тебя!

Она затихла и позволила мне целовать ее, и наконец ее руки обвились вокруг моей шеи, а ее губы коснулись моих в промежутке, когда мои не касались ее, и затем принялись ласкать мои губы с разгорающейся страстью. Это была новая Хуана, новая и чудесная Хуана.

— Ты действительно любишь меня? — наконец спросила она. — Я слышала, как ты сказал это.

— Я действительно люблю тебя с того момента, как увидел тебя, смотрящей на меня, а на тебя нападали Адские собаки, — ответил я.

— Тогда ты очень крепко сохранял свою тайну, — упрекнула она меня. — Если ты так любил меня, то почему ты не сказал мне об этом? Неужели ты собирался хранить тайну всю мою жизнь или, может быть, ты испугался? Брат Ор-тис не побоялся сказать, что хочет меня. Неужели мой мужчина менее храбрый, чем он?

Я знал, что она всего лишь поддразнивает меня и закрыл ей рот поцелуями.

— Если бы ты была Адской собакой, Соором или даже Ор-тисом, — сказал я, — я мог бы сказать тебе все, что я думаю о тебе, но так как ты Хуана и девушка, слова не выходили из моего горла. Я страшный трус.

Так мы разговаривали, пока не настало время идти ужинать, и я взял ее за руку, чтобы отвести в свой дом.

— Но сначала, — сказал я, — ты должна сказать Молли и Джиму, что случилось, и что ты не вернешься. Какое-то время мы можем пожить под крышей моего отца, но как только я получу разрешение от Тейвоса занять пустующую землю и работать на ней, я построю дом.

Она повернулась ко мне и покраснела.

— Я пока что не могу пойти с тобой, — сказала она.

— Что это значит? — спросил я. — Ты ведь моя?

— Мы не женаты, — прошептала она.

— Но ведь никто из нас не женат, — напомнил я ей. — Брак запрещен законом.

— Моя мать была замужем, — сказала Хуана. — Мы с тобой тоже можем пожениться. У нас есть церковь и священник, разве он не может повенчать нас? Он не знает обрядов, потому что его никто не учил, но он глава единственной церкви. Важно, чтобы мы принадлежали друг другу в глазах Бога, который установил такие законы.

Я попытался убедить ее, что сейчас, когда Небеса так близки, я не собираюсь ждать три недели, чтобы попасть туда. Но она ничего не хотела слушать — только качала головой, и наконец я понял, что она права, и согласился, — как я бы сделал в любом другом случае.

На следующий день я навестил Оррина Колби, и рассказал в чем дело. Он очень обрадовался и удивлялся, почему это никому не пришло в голову раньше. Естественно, не потому, что свадьбы стали редкостью за многие годы, и никто не помнил церемонии, дело было не в этом. Мужчины и женщины часто верили друг другу на всю оставшуюся жизнь — и никакие клятвы и церемонии не могли связать их крепче. Но если женщина хотела, она могла получить церемонию и клятву. Было договорено, что на следующем собрании Хуана и я будем обвенчаны.

Следующие три недели были самыми долгими в моей жизни, и одновременно это были очень очень счастливые недели, потому что мы с Хуаной были почти все время вместе, так как в конце концов мы решили: чтобы подтвердить наши слова Ор-тису, она должна придти и жить с нами под одной крышей. Хуана спала в гостиной, а я на стопке козьих шкур в кухне. Но если какие-то шпионы наблюдали за нами, а я был уверен, что так оно и было, они видели, что каждую ночь мы спали под одной крышей.

Мать упорно трудилась над новой одеждой для меня, пока Молли помогала Хуане устроить ее гардероб. Бедное дитя пришло к нам в единственной смене одежды, которая была одета на ней; но в те времена почти ни у кого из нас не было лишней одежды — правда, мы старались соблюдать чистоту.

Я отправился к Пхаву, который был одним из наших представителей в Тейвосе, и попросил его выхлопотать разрешение работать на свободной земле и покинуть отца. Вся земля принадлежала коммуне, но любому человеку позволяли на ней трудиться, пока он был в состоянии; а земли было более, чем достаточно и хватало на всех.

Пхав был очень резок — он словно забыл, что я спас его ребенку жизнь — и сказал, что он не знает, удастся ли ему что-нибудь для меня сделать, потому что я вел себя очень плохо по отношению к генералу Ор-тису и находился в немилости, а кроме того находился под подозрением в измене.

— Но что общего имеет генерал Ор-тис с распределением Тейвосом земли? — спросил я. — Из-за того, что он пожелал мою женщину, Тейвос отбирает у меня все права?

Я больше не боялся никого из них и разговаривал настолько свободно, насколько хотел — идя почти до конца. Естественно, я не предоставлял им шанса отправить меня под суд, который наверняка бы состоялся, выскажи я им, что у меня на сердце, но я отстаивал свои права и требовал, чтобы их гнилые законы как-то работали и на меня.

Пока мы беседовали таки образом, пришла женщина Пхава. Она узнала меня, но ничего не сказала; правда, упомянула, что ребенок спрашивал обо мне. Пхав зарычал в ответ и приказал ей убираться из комнаты словно человек, выгоняющий из дома животное. Меня не поразило такое отношение, потому что эта женщина сама выбрала роль предательницы.

Наконец я потребовал у Пхава, чтобы он получил для меня концессию, или пусть укажет мне какую-нибудь уважительную причину для отказа.

— Я буду просить, — сказал он, — но ты не получишь разрешения — я в этом уверен.